Несмотря на то что в военном отношении победа в войне Судного дня была для Израиля безусловной, в чисто психологическом плане это был сильный удар для страны в целом. Весь мир увидел, что Израиль, к пользовавшийся славой государства, находившегося всегда во всеоружии, проглядел нападение, а его вооруженные силы уже больше не были непобедимыми. Израильская разведка оказалась не такой непогрешимой, какой ее всегда считали.

В самом Израиле разочарование и падение морального духа затронули почти все слои общества. Некоторые искали объяснения происшедшему в истории Бальтасара, царя Вавилона, о котором рассказывалось в книге Даниила. Бальтасар получил сообщение, написанное на стене его пиршественного зала. Только пророк Даниил мог объяснить это послание. В нем говорилось о грядущем несчастье. Никто не поверил пророку, и несчастье произошло.

В 1973 году несчастье произошло вновь. Почему никто не послушался предупреждения, подтвержденного 400 сообщениями сотрудников Моссад, полученными со всех концов света? Почему израильское руководство подобно тысяче советников царя Бальтасара проигнорировало голос судьбы? Было ли оно опьянено своим самодовольством и наслаждалось своим высоким положением?

В обстановке раздражения, царившего в израильском обществе после войны Судного дня, стало популярным слово, которое на иврите характеризовало неудачу Израиля: «михдал». Это емкое и красочное слово можно перевести как «провал» или «унижение». До настоящего времени оно употребляется как насмешка по отношению к израильским политикам, ошибки которых привели к несчастью [53] .

Никто не избежал волны взаимных обвинений. Премьер-министр Голда Меир ушла в отставку. Следственная комиссия Аграната, назначенная для выяснения причин неподготовленности Израиля, рекомендовала уволить со своих постов ряд высокопоставленных официальных лиц, включая генерала Зеиру, руководителя военной разведки Израиля.

Разведывательные организации Израиля подверглись резкой критике, как и все те, кто имел какое-то отношение к политическим и военным делам. Было ясно, однако, что оценка происходивших до 1973 года событий была явно недостаточной, никто не мог обоснованно обвинить Моссад в том, что его сотрудники не справлялись со своими обязанностями. Тем не менее общественное мнение клеймило разведку именно за это. Все забыли, что Моссад не раз предупреждал — а точнее, 400 раз — о готовящемся вторжении.

Если бы израильское военное руководство прислушалось к этому предупреждению, то Моссад пользовался бы в настоящее время всеобщей любовью. Вместо этого сотрудники разведки были вынуждены выслушивать массу упреков. Для них было достаточно признать свою некомпетентность, которая привела к «михдал». Но не в их правилах защищаться публично.

Люди, работающие в Моссад, остаются в тени, как и их дела. На линии фронта, пролегающей по всему миру, они с честью и достоинством выполняют свой долг по защите Израиля самым ценным оружием, имя которому разведка.

Эпилог

Недалеко от Тель-Авива находится селение, которое называется Кефар-Хабад. Это бедная крошечная деревеньку, населенная главным образом очень набожными евреями-хасидами, которые живут за счет земледелия.

Синагога в Кефар-Хабаде так же бедна, как и сама деревня. Потолок синагоги весь в дырах, скамьи внутри ее сделаны из простого дерева. Воробьи спокойно залетают и вылетают через дыры в потолке, многие из них здесь и вьют гнезда. Снаружи над входом в синагогу сделан навес для охранников. Набожные люди из этой деревни по очереди несут патрульную службу с автоматами, в то время как односельчане работают на полях.

29 июля 1977 г. синагога в Кефар-Хабаде была заполнена людьми до отказа. Недалеко от нее расположилось несколько солидных автомобилей. В синагоге праздновали Митцвах.

Обычно Митцвах веселый праздник, во всяком случае он должен быть таким: в этот день мальчик становится мужчиной. Однако Митцвах, отмечаемый в этой деревне, был не такой, как везде. Каждый год глава хасидской общины приглашал сто мальчиков праздновать их взросление. Эти мальчики съезжались со всего Израиля, их всех объединяла одна трагедия: они потеряли своих отцов на войне.

Атмосфера, царившая среди собравшихся в этот жаркий июльский день, была наполнена печалью и торжественностью. Восемьдесят семь мальчиков, большинство из которых не знало своих отцов, проходили традиционный обряд под чтение Торы.

Когда закончилось чтение, один из них вышел вперед. В действительности его день рождения был еще далеко, но его Митцвах перенесли на два месяца раньше для того, чтобы он принял участие в этом обряде по особому поводу. Мальчику поручили выступить с речью, которой обычно заканчивалась церемония.

Этого стройного хрупкого юношу все называли «Шаи» (в переводе с иврита — «подарок»), такое прозвище дала ему его мать. Она помнила, когда его отец видел своего сына в последний раз. Это было в октябре 1964 года и сыну было всего два месяца. С тех пор она называла своего сына Шаи — живой подарок от человека, которого она любила так горячо.

Мальчика звали Шауль Коген. Его отцом был сотрудник Моссад Эли Коген. Среди присутствующих было несколько человек, которые хорошо знали отца мальчика. Некоторые из них работали с Когеном на радиосвязи. Здесь был человек, который присутствовал при получении от Эли страшного сообщения из Дамаска о том, что он захвачен сирийской полицией.

Сейчас они следили за этим нервным кареглазым мальчиком, который был очень похож на своего отца.

Шауль собрал все силы и начал речь, написанную им самим.

«Я хотел бы, — сказал мальчик, — чтобы у меня, как и у всех, был отец. Чтобы мой отец был простым человеком, а не героем. Тогда он был бы жив и у меня был бы отец, которого я знал и который жил с нами, как и другие. Я прочитал все об отце и знаю, что он сделал для нашей страны. У меня есть все написанное о нем и все его фотографии. До сегодняшнего дня я колебался: говорить о нем или нет, потому что сердце моей матери сжимается при одном лишь упоминании его имени. Сейчас я хочу дать клятву. Обещаю тебе, отец, что никогда не запятнаю твое имя. Я буду выполнять свои обязанности всеми силами и отдам жизнь народу Израиля».

Все присутствующие в синагоге еще хранили молчание, когда Шауль Коген добавил: «Я буду достойным сыном героя, которым восхищался Израиль. Я постараюсь быть похожим на тебя, отец. Клянусь!»

Самый почетный гость, присутствовавший среди собравшихся в синагоге, премьер-министр Израиля Ме-нахем Бегин плакал у всех на глазах, когда Шауль закончил свою речь. По окончании церемонии Бегин подошел к нему и поцеловал в обе щеки. Шауля приветствовали и другие высокие гости: Мотта Гур, начальник генерального штаба израильской армии, и Эзер Вейцман, министр обороны Израиля. Премьер-министр подарил Шаулю свою автобиографическую книгу «Восстание», и мальчик с гордостью показал ее матери. Церемония закончилась, и участники стали прощаться, оживленно беседуя, присутствовавшие вышли из синагоги. На улице уже были накрыты столы для торжественного обеда. Как только они вышли, Шауль Коген доверительно сказал руководителям Израиля, что, хотя его отец был футбольным болельщиком, он сам предпочитает баскетбол.

Перед синагогой разместившиеся за столами пили коньяк и водку, танцевали и пели песни. Начавшись так печально, день закончился празднично. В печали рождалась новая жизнь, надежда на лучшую жизнь. Танцуя на лужайке перед скромной синагогой, все пели песню по случаю еврейского праздника: «Вперед, вперед — навстречу жизни!»